Innokentij Annenskij (and Cladistics!)

Here's a poem that I love. Probably the best poem about a guilty conscience that I know.

Copying out this poem, I noticed I was making some mistakes, mostly in punctuation, but also in words. I corrected the word mistakes - since I don't really want to misrepresent Annensky's poem. But on the other hand, this problem that appears when copying by hand is also very interesting in itself. I went to a talk Mark Collard gave about using cladistics in culture. Although he made some claims that I (as a non-expert, obviously) think were pretty dubious (e.g. that use of cladistic methods in linguistics is a new phenomenon - when Morris Swadesh's word lists were made in the 1940's). But perhaps we can talk about cladistics and the talk later. What I want to point out is that as almost an aside, he mentioned the use of cladistic methods (comparing for similarity by using a list of traits, comparing to an outgroup, defining derived and primitive traits) for ascertaining the treelike relationship between different copied versions of the same text, say a holy book copied and re-copied by monks. That way, you not only can hope to learn what the original text was like, but the variegated relationships between the copiers.

Can you do that, o copy and paste? (Actually, if you can look at which sites I visited, you can, but ignore that).

Anyway, enough of this crap. Here's the poem.

Старые эстонки

Если ночи тюремны и глухи,
Если сны паутинны и тонки,
Так и знай, что уж близко старухи
Из-под Ревеля близко эстонки.

Вот вошли, - приседают так строго,
Не уйти мне от долгого плена.
Их одежда темна и убога,
И в котомке у каждой полено.

Знаю, завтра от тягостной жути
Буду сам на себя непохожим...
Сколько раз я просил их: "Забудьте!..."
И читал их немое: "Не можем".

Как земля, эти лица не скажут
Что в сердцах похоронено веры.
Не глядят на меня - только вяжут
Свой чулок бесконечный и серый.

Но учтивы - столпились в сторонке...
Да не бойся: присядь на кровати...
Только тут не ошибка ль, эстонки?
Есть куда же меня виноватей.

Но пришли, так давайте калякать,
Не часы ж, не умеем мы тикать.
Может быть, вы хотели б поплакать?
Так, тихонько, неслышно, похныкать?

Иль от ветру глаза ваши пухлы,
Точно почки берез на могилах?
Вы молчите, печальные куклы,
Сыновей ваших... я ж не казнил их

Я напротив, я очень жалел их,
Прочитав в сердобольных газетах,
Про себя я молился за смелых,
И священник был в ярких глазетах.

Затрясли головами эстонки:
"Ты жалел их... На что ж твоя жалость,
Если пальцы руки твоей тонки,
И ни разу она не сжималась?

Спите крепко, палач с палачихой!
Улыбайтесь друг другу любовней!
Ты ж, ты нежный, ты кроткий, ты тихий,
В целом мире тебя нет виновней!

Добродетель... твою добродетель
Мы ослепли вязавши, а вяжем...
Ничего, вот накопится петель,
Мы словечко придумаем, скажем..."

Сон всегда откупался мне скупо,
И мои паутины так тонки...
Но как это печально и глупо
Неотвязные эти эстонки

(1906)

Renat Gilfanov

You know whose poetry I kind of like? Renat Gilfanov's.

Here is some, and here is some more and also here, although the poems are mostly the same in all three places. Here's one I copied here, just for kicks, you know, practising being a scribe and all. Which reminds me of another thing that makes becoming good at writing more difficult: copy and paste functions.

Школа жизни

Радио квохчет: "три года как убит Александр Мень"
На столе - рассказ "Frau Mutter" и деревянный нецке.
Узкоглазый толстяк улыбается, Пашку же ждет ремень
За невыученный немецкий.

Нина Петровна постанывает: мол, расшатались нервы.
Придвигает стул к пианино и херачит глиссандо.
Пашка смотрит в окно, на море, где производит маневры
Скутер, унося на себе Александра

Вдоль розовой кромки прибоя - все дальше и дальше от дома...
На облизанном прибоем пляже раздается девичий смех.
Это смеется, тыча пальчиком в скутер, красавица Тома.
Александр имеет успех.

Уж вечером он оттянется. И Тома будет довольна.
Потому что Александр умеет любить.
Паша смотрит на Тому влюбленно, на Александра - крамольно,
Мечтая его убить.

Хорошо бы, чтоб все они умерли: Фрау Муттер,
Вечно постанывающая тетя Нина,
Горы пирожного, Мальборо, Тома, скутер,
Вдребезги разломанное пианино...

Пашка лелеет образы, приходящие ему на ум.
Дверь комнаты открывается. В комнату входит мать.
Пашка смотрит в окно и привыкает к тому,
Что о лучшем в этой жизни приходится лишь мечтать.